[institutka]

Воспоминания потянулись, как нитка из клубка. Клубочек-клубочек, приведи меня...

А хотите узнать, как звали мою первую письменно зафиксированную Мэри-Сью?


Донна Анна Вентадорнская, графиня делла Синчерита, по прозвищу Милый Демон.

...в замок явилась ближайшая соседка и подруга графини - донна Анна Вентадорнская, которую все - и трубадуры, и дамы - звали не иначе как Милый Демон, а было это так потому, что эта донна являлась созданием совершенно необычным, дочерью наследницы графа делла Синчерита и инкуба, смущавшего округу во времена Герцога Невнятноречивого. После рождения дочери графиня, сознавая свой грех, поспешила призвать кюре и окунуть дитя в купель, дабы благодать Господа нашего Иисуса Христа и Пречистой Матери Его осенила новорожденную, которая, впрочем, совсем не была виновата в своей двойной сущности. Но поскольку кюре жил на расстоянии 11 лье, и погода в ту ночь была ужасно ненастной, как всегда на севере Италии в декабре, таинство совершено было поутру, и демонская сущность даже после крещения не совсем покинула душу юной Анны. За годы, прошедшие с той ненастной ночи, дочь инкуба стала воистину Милым Демоном для графини де Женёсс и многих других, демоном в сократовском смысле, что ли, ежели из вас кто, Донны и сеньоры, знает греческий. Но запоздалое крещение привело в конце концов к тому, что в Анне остались черты демона, скажем, в не очень сократовском смысле. Это поначалу ее не особенно заботило, порой веселило, но чаще - и не нам судить об этом, ибо неисповедимы пути Господни в этом мире, - причиняло боль и страдания. Но несмотря на это, донна не теряла надежды на то, что все в конце концов сойдется в точке примирительного равновесия...

Самый позор в том, что мне к тому времени было уже 18 или 19 лет. Это мы с соратником по общежитию сочиняли рыцарский роман, куда вписывали все, что случалось с нашими друзьями и знакомыми. Так весело было придумывать прозвища вроде "Женен л'Авеню, виллан" или "Гаусельм по прозвищу Архангел Шкалик-Опрокинь", или вообще "виконт Гиперборейский".
Роман этот я сохранила и перевела в электронный вид. На обложке той тетрадки, вперемешку с восклицаниями "Данилевский никак не мог писать о хеттах!..", бирманской вязью и прочим, стоял эпиграф:
Любовь до того совершенства достигает в нас,
что мы имеем дерзновение в день Суда,
потому что поступаем, как Он...
1 Иоанна, 4:17

Соавтора моего звали эн Гильом Новочеремшанский. Эн Гильом, если вы вдруг читаете это - а я знаю, вы можете, - привет вам. Я помню.