[institutka]

Как-то беседовали на днях о наборе эстета в фиках. Термин - "блондь-читающий-шекспира". Шекспир, конечно, условный.
Я тоже грешна. Но вот подумалось: а если бы герой не читал, а сам писал? Я знаю один текст, который мне очень хочется передать Ясону. Очень интимный:

такой

«Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но неважно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить, уже не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях;
я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих;
поздно ночью, в уснувшей долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне --
как не сказано ниже по крайней мере --
я взбиваю подушку мычащим "ты"
за морями, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты,
как безумное зеркало повторяя».

Разумеется, он бы этого никому не показывал. А дальше мысль пошла гулять как хочет. Этот текст примыкает к "Колыбельной трескового мыса", отрывок из которой Ясон - помните? - показывает Камилу. Это один период и общие мотивы там, конечно, есть.
Ясон, лукавец, только дал в руки книгу... А искать нужно самому.
И, отнесись Камил к "потрепанному белому томику" серьезнее, желай он по-настоящему узнать своего наставника - он бы прочитал, и дальше обнаружил бы то, чего Ясон не говорит:
«...Но при этом -- не встать вдвоем.
Потому что пока там -- светло, в твоем
полушарьи темно. Так сказать, одного светила
не хватает для двух заурядных тел.
То есть глобус склеен, как Бог хотел.
И его не хватило».
И тогда не случилось бы очень многого из того, что еще случится. Хотя, конечно, это для двадцатилетнего выпускника школы Прогрессоров задача почти невыполнимая.
За этой строфой следуют еще две:
«Опуская веки, я вижу край
ткани и локоть в момент изгиба.
Местность, где я нахожусь, есть рай,
ибо рай -- это место бессилья. Ибо
это одна из таких планет,
где перспективы нет.

Тронь своим пальцем конец пера,
угол стола: ты увидишь, это
вызовет боль. Там, где вещь остра,
там и находится рай предмета;
рай, достижимый при жизни лишь
тем, что вещь не продлишь».
И я-то знаю, где они в тексте лежат. Но, боюсь, больше никто не знает.
Когда - и если - вы будете читать "Перемену империи" - обращайте, пожалуйста, обращайте внимание на цитаты и эпиграфы. Они не просто так, не потому, что мне захотелось.

ЕТА: кстати, "потрепанный белый томик", мне кажется, вполне реальное издание - "Часть речи", 1991, с рисунком самого Бродского на обложке - ангел с флейтой; известный рисунок, который я сейчас никак не могу найти.
На момент действия - действительно антиквариат; это к вопросу о наборе эстета, Макки:-)