Экспериментальная форма, часть триптиха. Пока выкладываю только одну часть, там видно будет.
Все как обычно: G, канон.
Это суровая реальность.
Это Керес, детка!
Правдивая история о кересской королеве
читать дальше
Where can I begin to tell the story
Of how great a love can be?
Of how great a love can be?
Бывает время, когда спит и Керес. Тогда Эмме Йа, вторая луна, уходит за горизонт, оставляя светить только первую, Сиги. В это время мы и говорим о деле. Не потому, что прячемся, не потому, что ночь нам привычнее – а потому только, что трезвеем как раз к этому времени.
Когда из бутылок уж ничего не выжать, а глючный кошмар опьянения отступил, хоть и видишь весь мир как сквозь паутину – или это и есть паутина, комья пыли в углах? – мы начинаем говорить серьезно.
Нас только четверо сегодня. Кириэ, младшая карта в колоде, сдал нас и исчез – туда и дорога ему, суке. А еще одна карта… где она? Все кажется, будто на нашем сборище не хватает еще по крайней мере шести человек. Такой она была, эта карта.
В прежние времена только ты и держал нас вместе, Рики.
Еще до той самой ночи в ангаре, ты говорил, я помню – что видишь провал, что нас ждет облава… Не так прямо, не в твоих это было привычках, но советовал ты нам не зевать, присматриваться, держать ухо востро. Мы-то думали, в случае чего поставим на перо в переулке, да и вся недолга… Нам только бы узнать, кто же ссучился.
Когда мы выбрались от легавых – вот что мне стоило еще тогда подумать, а? Как мы живы остались? Для чего и кому нужно было оставлять в живых обычных кересских урок? Не подумал же, черт. Радовался только.
А вот когда уже стало все ясно… Я видел вас в Мистрале, это была первая наша вылазка после облавы. Ты сидел с ним рядом, с этой сволочью белесой – а из-под манжета кожаной куртки, - еще той куртки, той самой, - торчал браслет-коммуникатор. Браслет игрушки.
Тогда мы ушли, чтобы не поднимать шума. Но я уже все решил. Но когда бродил потом по улицам, думал не об этом. О другом. Рики, спрашивал я себя, Рики, чего тебе не хватало? Или банда у нас была неудачливой? Или барахла тебе нужно было? Что тебя заставило снюхаться с этими высшими, а? И продать нас?
Потому что теперь-то я понимаю, кто нас продал по-настоящему.
И вот сегодня мы говорим о деле. Карты на столе. Играем не в жиголо – играем на четыре косточки*.
У меня уже есть план, и все готово. Я даже не спрашиваю ребят. И они молчат – согласны. А мне и не нужно их согласие. Самая малость осталась – повстречать тебя.
***
Я утюжил улицы битых два дня. Ну когда-то же должен был я с тобой столкнуться? Здравствуй, Рики. Здравствуй, любимый. Направляю на тебя шокер – и прощай.
Поперек седла – и в старое бомбоубежище. Там не сработает твой браслет, там тебя не найдут – может быть, там ты вспомнишь, кто ты, Рики – и кто я? Только зря я надеялся, легко надеяться, летя со свистом на байке. А вот когда правда перед тобой стоит, голая и прямая… Смотрит в глаза и говорит все то, чего я так боялся, что даже и не думал никогда об этом, и предположить не мог.
Все, что я сделал потом – ты знаешь, за что тебе это. Не за то, что ты нас продал. Не за браслет. А за то, что я для тебя не ценней окурка. А ведь я любил тебя…
Твои глаза открыты, будто ты смотришь в небо. Где-то наверху надрывается птица, хрипит и хрипит. Пристрелить бы ее, к черту…
Тебе сейчас не больно. А вот мне колет в груди.
Так и кололо все время, не проходило – до самой полиции, до допросов. Рука не болела, нет. Рики, Рики, ты отнял у меня больше чем руку. Больше даже, чем свободу. Что же ты отнял у меня?
*Играть на четыре косточки — игра в карты на жизнь неугодного группе человека.
Граждане,