немного неупорядоченноеЯ тут совершенно случайно выяснила, у кого же именно живет тот Ясон Минк от "Драконьего логова". Я на него еще, помню, облизывалась, хотела у них такого же заказать, только поменьше, в масштабе 1/6, а не 1/5. Но потом плюнула, а в результате сделала сама, раз уж был свободный исходник. Честно говоря, это единственная моя кукла, которой я боюсь. Да, именно боюсь. Из чего заключаю, что образ мне удался. В трепет он меня вгоняет, мой тридцатисантиметровый блонди. Помню, когда нужно было переделывать ему костюм, он меня две недели, не поверите, взглядом отбрасывал. Наконец, сменил гнев на милость. Вроде теперь его устраивает... Надо бы наконец нормально отснять. Фотоаппаратом Canon EOS 30d, что уже само по себе символично. Но теперь это мое чудо требует у меня, во-первых, костюм как в начале аниме - с белым плащом. Во-вторых, чего попроще, гражданскую одежду. Цвета - исключительно голубого. А если я чего не так сделаю, опять меня будет взглядом прожигать... две недели, как с куста. А с моей-то криворукостью... Помрешь с вами, с блондями.
нытье Что-то написала предыдущую запись, и так стало фигово. Ноет что-то в том месте, где душа. То ли я выворачиваться наизнанку прилюдно не умею, то ли меня в те времена отбросило. Написано-то весело, да вот только мне тогда совсем невесело было. Я так скажу, для примера. Это как раз тот период, когда я засыпала везде, где садилась. Но это не все. Тогда, стоило мне остаться одной, я тут же начинала плакать. Сама по себе, будто кран открывали. Бля, какое ж хреновое время... Ненавижу. Все отнято: и сила, и любовь. В немилый город брошенное тело Не радо солнцу... Чувствую, что кровь Во мне уже совсем похолодела. Это был лейтмотив. Ни на грош не преувеличиваю, честно.
*записывает, высунув язык от старательности* Аг-ре-ман... Эк-зе-ква-ту-ра... Нет, я даже еще что-то помню. А все-таки лекций по диппротоколу на нашем факультете не было, не было. Институтко во вкладыше к диплому посмотрело. Зато у нас, оказывается, был такой предмет "Основы государственной службы". Нннне помню. Ниччче не помню. Это был не факультатив, и он зачтен. Зашибись, зачем я училась?
Хотя я знаю зачем. Ради вот этой строчки: "Итальянский язык - 2800 часов". Опечатки нет.
Кстати, с этим была связана невероятная история. К сожалению, оценить ее в полной мере смогут только те, кто столкнулся с нашей системой... Итак...Я мгимошник. MGIMO finished, да-да. Дипломированный оникс, в натуре. Так вот, в МГИМО существует довольно кровожадная система распределения т.н. "первого языка". А надо сказать, что первый язык у нас - это все, это мать твоя, твой отец, твоя кровать и твой хлеб, это то, с чем ты будешь жить интимной жизнью пять лет пять раз в неделю, не считая военперевода. Обычно это язык, который учится с нуля. Всего в МГИМО, для справки, изучают, кажется, более пятидесяти языков. Распределение незыблемо, как китайская стена: что дали, то и учишь. Перебежчики бывают, но обычно за отдельные деньги и если язык не потянули. И то, это редкий и очень геморройный случай. Квоты на специалистов по определенным языкам ежегодно спускает МИД. К счастью, на моем факультете (международной журналистики) экзотика не преподается, максимум - китайский и арабский (причем в арабские группы традиционно не берут девочек), иногда - японский. В тот год был китайский. Ну, помимо прочего европейского, что никого не пугало. Так вот, для отбора в китайские группы всегда проводится предварительное тестирование. И в будущую группу китайского языка попали те, кто сдал экзамены на высокие баллы. Я в том числе, хоть и английский у меня был едва на троечку спихнут. И нас отправили на тест по китайскому. Я жутко перепугалась: вот чего-чего, но китайского мне не потянуть никогда, со всеми его тонами, начертаниями и прочим. И я, глупое девочко, пошло по кафедрам (наивная, я думала, что МГИМО - это такой же домашний и добрый вуз, как моя прежняя альма матер!), спрашивать - кто меня возьмет? На меня смотрели как на дуру, так как, повторяю, распределение незыблемо, кому в крохотных группах нужен лишний человек, да и начальство не одобрит. Короче - низзя. На тесте по китайскому я решила, что в предках у меня был попугай и постоянно повторяла: "Я не смогу, я не справлюсь, у меня нет слуха!" Китаисты, видимо, вняли... Первого сентября я узнала, что попала в немецкую группу. Тоже ничего хорошего, знаете ли. Я прекрасно знала, что к германской группе у меня способностей нет или мало, а за первый язык из МГИМО вылетают впереди собственного визга, без поблажек. Терять было нечего, и я, в полном безумии, спросила одну девочку, которая попала в итальянскую группу: "Света, а ты не хочешь со мной поменяться?" Поменяться. Вслушайтесь в это слово. Нарушить бессменный орднунг квоты! Это только ваше покорное институтко, в ту пору чисто и бескорыстно верившее в людей, могло такое придумать! Самое интересное, что Света согласилась. Еще более интересно, что замдекана у нас тогда был редкий долбоеб дурак, который тоже согласился. Не помню в точности, как мы это сделали - кажется, писали заявления какие-то, но факт остается фактом - в первый же день, первого сентября, я оказалась на занятии по итальянскому. Деканат окончательно проснулся к ноябрю. Как щас помню: прихожу я это ко второй паре, с поезда (домой ездила), а меня ловит в коридоре начка (начальник курса - как курсовой офицер в военных и полувоенных вузах): и злобно так спрашивает: во-первых, какого черта вы не на паре, а во-вторых, какого черта не посещаете занятия по немецкому? Тут, к сожалению, со мной случилась постыдная истерика, я только повторяла про "поменялась... заявление... замдекана..." и булькала от слез. Тогда начка пошла вместе со мной на пару по итальянскому и допросила преподавательницу. Убедившись, она оставила меня в покое... на время. Потому что, видимо, взяла на заметку и при всяком удобном случае ставила мне палки в колеса. Пока не сменилась, слава небесам. А то бы я не доучилась, при такой-то частоте проработок. И это я еще не прогуливала тогда... Нет, слава небесам. Насколько я знаю, мой случай уникален. Еще никому в МГИМО, на моей памяти, не удавалось самостоятельно выбрать себе первый язык.
Банальный вопрос: а сколько всего элиты на Амои? Несколько тысяч? Десятков тысяч? Несколько сотен? Подвопрос - сколько из них блонди, но это уже не так важно.
Знаете, есть такой анекдот про выпускника разведшколы: "Говорили тебе, дураку - учи, учи!.."
Вот что-то он мне кажется совсем не смешным сейчас. Почему я с ужасом смотрю на продолжение "Перемены империи"? Потому что задаю себе простенький вопрос: а у нас не было лекций по дипломатическому протоколу и этикету - или я их банально прогуливала? И ответа нет. Нет, значит, ответа. А должен быть! Мне нужны эти сведения! Позор, позор...
И единственный хорошо знакомый выпускник нужного факультета далеко, да и вряд ли он на эти лекции ходил, их все забивали. Работа стоит. Товарищи, не оставьте в молении моем, скажите, может, знает кто - учебники там какие есть? А? Ну я так хотела забыть эту страницу моей жизни как кошмарный сон, да вот - гонишь в дверь, оно в окно влезет...
нытье и рефлексияТаю как свечка. Девушки, это ведь уже нездорово - за три недели четыре сантиметра по всем обхватам? Сначала мне было смешно и даже лестно. Сегодня стало страшно. Блин, я последний раз была таких габаритов на первом курсе в Москве, когда я тупо и банально недоедала. Эх, какое было время. Ела я тогда ровно столько, чтобы не упасть в голодный обморок. Это дало неожиданный побочный эффект: я засыпала. Везде. Вот как садилась, так сразу и засыпала. Как меня из института не выгнали? Пришлось из скудного бюджета выделять деньги на кофе, и с тех пор я без него не могу. Чудно, чудно. Лучше бы щеки пропали. А то, блин, у меня могут кости торчать - и щеки.
Ася, Ася, а ты заметила, что у меня в тексте не одна цитата из "Норд-Оста"?
Вот тут в комментариях сказали, что очень жалко моего героя, Камила. А мне-то как жалко!.. До такой степени, что лейтмотивом его линии стала вот эта песня:
клип Les Miserables - Bring Him Home - starring John Owen-Jones. (по сюжету это молитва над спящим защитником баррикады) Это одна из лучших и наиболее сложных теноровых партий в мюзикле.
(Ася, я бы и вставила Уилкинсона, но на него во время пения лучше не смотреть:-))
Мне все время что-нибудь мерещится. Вот в субботу мне померещилось, что, с учетом того, что в opus magnum нет ни одной сексуальной сцены, меня могут счесть эээ зашоренной особой, или вообще антислэшером, или поборницей нравственности. Я в курсе, что это ужасно глупо. Но как-то на фоне преобладающей энцы я натурально почувствовала себя институткой.
Так вот. У меня в активе есть очень красивая любовная сцена. Правда, я ее всего лишь переводила, но тем не менее. И тоже она мне очень тяжело далась.
читать дальшеДень клонится к вечеру. Издалека доносится какой-то приглушенный, монотонный шум, но что это за шум – непонятно. И вдруг – звук, куда громче, будто что-то разбилось. - Я тут, - Степ берет ее за руку. - Что случилось? - Ничего. Иди за мной. Баби робко следует за ним. Ветра больше нет, воздух стал холоднее, и почему-то он более влажный. Она обо что-то спотыкается. - Ай! - Тут нет ничего. - Как это нет – а моя нога? Степ смеется. - Вечно ты хнычешь. Стой тут, никуда не уходи, - он отходит. Рука Баби одиноко повисает в пустоте. - Не уходи… - Я рядом, я с тобой. Громкий звук повторяется. Он явно механического происхождения и какой-то деревянный. Да это же сворачивают жалюзи. Степ нежно стягивает с нее бандану. Баби открывает глаза и видит. Перед нею сияет закатное море. Теплое алое солнце будто улыбается. Она в доме. Выходит наружу, к поднятым ставням, на террасу. Внизу справа раскинулся пляж, где они впервые поцеловались. Вдалеке ее любимые холмы, море, незнакомые утесы Порт-Эрколе. Мимо с приветственным кликом пролетает чайка. Баби восхищенно оглядывается. Серебрится море, сияет желтым дрок, темно зеленеют кусты. Это тот самый одинокий дом в скалах. Дом ее мечты. И она здесь, с ним, и это не сон. Степ обнимает ее. - Ты счастлива? Она кивает. И открывает глаза. Взгляд затуманен светлыми слезами, сверкает любовью. Степ глядит ей в глаза. - Что ты? - Мне страшно. - Почему? - Я боюсь, что больше никогда не буду так счастлива… Голова у нее кружится от любви, и она целует его снова и снова, поддавшись обаянию и теплу заката. - Пойдем в дом. Они обходят незнакомый дом, открывают неведомые комнаты, придумывают каждой комнате историю, воображают, кто бы мог тут жить. Они поднимают все ставни, находят музыкальный центр и включают его. «Тут тоже есть то самое радио для влюбленных». И оба смеются. Бродят по дому, заглядывают во все ящики, открывают секреты, счастливые от того, что наконец они вместе. Разойдясь в разные стороны, то и дело окликают друг друга показать любую найденную мелочь, все кажется им волшебным, важным, невероятным. Степ снимает с мотоцикла сумку и уносит ее в дом. Зовет Баби. Та входит в комнату. Из огромного окна открывается вид на море. Солнце как будто подмигивает, скрываясь в тишине за далеким горизонтом. Виднеющийся краешек красит розовым пышные облака на небосклоне. Последний сонный отблеск скользит по дорожке на волнах. Перелетев через море, угасает на стенах дома, в волосах, на свежепостеленных простынях. - Вот, купил специально для тебя, нравится? Баби не отвечает. Она оглядывается. Рядом с кроватью в вазе стоит букетик алых роз. Степ притворяется, будто хочет его выбросить. - Честное слово, я их не на светофоре купил! Открывает сумку. - Вуаля! Внутри куча полурастаявшего льда и несколько уцелевших кубиков. Степ достает бутылку шампанского и два бокала, завернутых в газету. - Чтоб не разбились, - поясняет он. Из кармана куртки он извлекает маленькое радио. - Я не знал, будет тут радио или нет. Включает радио, настраивает на ту же волну, что и музыкальный центр и ставит на ночной столик. По комнате эхом разносится песня «Сколько ночей…» - Как специально… Хотя солнце еще не село. Степ подходит к ней, обнимает, целует. Баби от невыразимого счастья забывает обо всем, забывает все свои страхи, предположения, всю застенчивость. Мало-помалу он раздевает ее, а она его. Она впервые полностью обнажена в его объятиях. Последний луч из-за моря робко падает на их тела. В небе замерцала первая любопытная звездочка. Море ласк, отдаленный шум прибоя, крики сумасшедшей чайки – и вот это случилось. Степ нежно скользит по ее коже. Утонувшая в нежности Баби открывает глаза. Степ вглядывается ей в лицо. Вроде бы не боится. Улыбнувшись ей, он успокаивающе проводит рукой по ее волосам. Из маленького радио хлынула, а затем и разнеслась по всему дому «Beautiful». Они этого даже не заметили. Они не знают еще, что это будет их песня. Закрыть глаза, задержать дыхание, в плену невозможного чувства, боли любви, волшебства – принадлежать ему навечно. Запрокинуть голову, глубокий вздох, руки вцепляются ему в плечи, сжимают в объятиях. Легче, нежнее – и он скользит дальше. Твоя. Открыть глаза. Он в ней. Улыбаясь от переполняющей его любви, покрывает ее лицо поцелуями. Но ее больше нет. Та девочка с испуганными голубыми глазами, со столькими сомнениями и страхами исчезла. Ее, помнится, с самого детства очаровывали бабочки. Кокон, гусеничка вдруг расцветает тысячью красок и взмывает к небесам. Она чувствует себя совсем другой. Только что родившаяся в объятиях Степа юная нежная бабочка. Баби обнимает его, с улыбкой глядя ему в глаза. И целует – свежо, нежно, страстно. Теперь целует как женщина. Потом, вытянувшись на простынях, он перебирает ей волосы, а она прижимает его голову к груди. - У меня вышло не очень, да? - Ну что ты… Все было чудесно. - Но я же ничего не умею. Научи меня. - Ты лучше всех. Пойдем. Степ берет ее за руку и уводит. Среди цветочков на простыне только что распустился новый, алый – чище и невиннее других. Ванну они тоже принимают обнявшись. Весело болтая, потягивают шампанское, голова кружится от любви. Сходя с ума от страсти, любят друг друга снова. На этот раз без всякого страха, в едином порыве, едином желании. Теперь ей нравится больше – легче махать крыльями, теперь она не боится летать, и понимает, какое это счастье – быть юной бабочкой. Федерико Моччиа, "Три метра над небом".
Как видите, флафф я умею:-) А про тот фик по ГП с нон-коном мы никому не скажем, правда?..
Я поняла тут одну штуку... Ну что ж, формулировки никогда не были моим сильным местом. Так вот: зачем я написала "Перемену империи"?
дальше очень личные размышленияУ Ахматовой в статье о "Каменном госте" есть такой пассаж: «"Нет правды на земле!" - Дона Анна свободна выбрать нового мужа, Командор не отомщен, брошенная девушка утопилась... героиня "Метели" обречена остаться одинокой, убежавшая с гвардейцем дочь станционного смотрителя стала проституткой. Нет, нет, нет!.. Пушкин видит и знает, что творится вокруг - он не хочет этого. Он не согласен, он протестует - и борется всеми доступными ему средствами со страшной неправдой».
Так вот, это чувство - "Нет, нет, нет!" - мной и двигало. С самого начала, с первого просмотра. Нет, нет, нет! - и я, как знаток еще одного канона, который мог бы помочь их спасти, швыряю им под ноги спасательный трап... Как бывший, хоть и недоучившийся, филолог, я знаю (об этом говорят на первых же занятиях): каждый автор создает настоящий мир, измерение, если хотите. Где-то есть мир, где живет Наташа Ростова, доктор Равик, Сомс и принц Гэндзи. И вот, когда я дописала первую часть, вы можете смеяться, но я была счастлива: я создала мир, где они живы. Самое меньшее.
Ну что, первоначальная эйфория прошла, с трудом шлепаю по клавиатуре. С ужасом думаю о заброшенном крючке на продолжение. Сюжет не складывается, хотя интрига готова.
Жаль, что вот отзывов никто не пишет, это да. "Жду справедливой критики" - наверное, надо было в шапке написать. Сил не осталось. Совсем. Душу вымотало.
Тот приток Исети, что впадает в нее ниже Свердловска, но выше Двуреченска, образует в своем течении излучину и широко разливается, почти превращаясь в озеро. Узкая полоска леса отделяет от этого разлива старую самодвижущуюся дорогу с перекинутым через нее эстакадным мостом. Левее, если смотреть по течению притока, посреди небольшого поля разбросаны одноэтажные белые здания. От моста к ним ведет грунтовая дорога. Дорога кончается у ворот, на которых укреплен светящийся по ночам щит «Урал-Север». Это база Прогрессоров. За воротами раскинулась вытоптанная пыльная поляна с натянутой поперек сеткой – здесь играют в волейбол. Она отделяет от ворот главный вход: три ступеньки и прозрачные автоматические двери. Но сейчас здесь пусто: горячий воздух не шевелится, трава поникла. Только двери гостеприимно распахиваются перед каждым. Внутри прохладно и темновато: окна зашторены, и лишь светлые стены не дают коридорам окончательно погрузиться во мрак. Сейчас самое рабочее время, из лабораторий, тренировочных залов и дискуссионных чуть доносится шум, голоса, редко кто-то пролетит по коридору – и снова пустота и тишина. Двери главного демонстрационного зала плотно прикрыты, по ту сторону опущена портьера. В зале тоже полумрак, но над длинным языком подиума горит яркий софит. В торце подиума укреплено огромное зеркало, перед этим зеркалом стоит очень высокий человек с длинными черными волосами. Одет он необычно: поверх темного облегающего комбинезона наброшено что-то среднее между хитоном и старинным школьным фартуком, на плечах – отливающие металлом украшения, напоминающие многократно увеличенный коготь хищной птицы. В зеркале отражается юное лицо с правильными чертами: сейчас брови сведены, молодой человек пытается справиться с поясом псевдохитона и одновременно поправить наплечник. В зале сидит несколько человек: должно быть, пять или шесть. Один из них, столь же высокий, но немолодой, обращается к черноволосому красавцу: - Камил, повернитесь, пожалуйста. Камил поворачивается: черным крылом взметнулись волосы, и снова стоит, как будто даже немного красуясь безупречной осанкой и отточенными движениями. - По-моему, неплохой оникс, - говорит кто-то из сидящих в зале. – Движение так вообще выше всяких похвал. - Погодите, это ведь только первая репетиция в костюмах, - откликается немолодой. – Спешка тут не нужна. Камил, пройдитесь по подиуму, прошу вас. Только в образе. Черноволосый красавец идет от зеркала к двери, сначала медленно, потом быстрее. Голова чуть откинута, плечи идеально прямые, волосы уложены волосок к волоску, на лице вежливая, но непроницаемая маска. Таким же отточенным движением, как в начале, поворачивается, умудряясь при этом не нарушить ни единой складочки в одежде и удаляется к зеркалу. Немолодой что-то шепчет сидящему рядом с ним юноше, тот кивает, бежит по проходу и одним движением вспрыгивает на подиум. Встает ссутулившись, сунув руки в карманы. Камил разворачивается от зеркала и, смерив взглядом стоящую на пути фигуру, идет прямо на нее. Поравнявшись с юношей, неуловимым движением руки сбрасывает его с подиума и останавливается, провожая взглядом падающее тело. Юноша приземляется, сгруппировавшись, и легко поднимается на ноги. Камил стоит неподвижно, как статуя. Немолодой улыбается и кивает: - Отлично, Шрага. В зале резко встает женщина. - Камил… - Что? – оборачивается красавец, растеряв половину своей невозмутимости. - Не выходите из образа! – строго произносит женщина. –Зачем вы смотрите ему вслед? Это же дзаси, он для вас не существует. Камил непонимающе мотает головой. Становится заметно, что он очень молод и к тому же растерян. - Я говорила, что учебные фильмы по Амои дают неправильное представление об этом слое общества. И кроме того… Женщина, поднявшись на подиум, подходит к Камилу. - Посмотрите на меня. У вас во взгляде – доверие к миру. Вы землянин, Камил, и это очень заметно. - Ирма, зачем же вот так сразу?.. – укоризненно спрашивает немолодой. - Как хотите, Корней, но в таком виде его никуда пускать нельзя. Даже в Кересе раскусят! – горячится женщина. В зале начинается шум и неразбериха, все говорят, перебивая друг друга: «Но у нас же еще есть время!..» - «А я согласен – Керес не Керес, но что будет, если ему петов показать? Настоящих, живых?» - «На то есть модельное кондиционирование, а мы пока оцениваем внешний облик» - «У этой элиты, черт ее задери, внешний облик с внутренним совпадает!» - и так далее, и тому подобное. Корней подходит к одиноко стоящему у зеркала Камилу: - Извините Ирму за резкость – она совсем недавно вернулась с Амои. Поймите, для элиты весь мир, кроме них самих, не существует вообще. В лучшем случае – досадная помеха. - Да ничего, это мне даже полезно… - вздыхает неудавшийся оникс. Корней задумчиво обхватывает пальцами подбородок. - Очень трудно объяснить, в чем сущность амойской элиты тому, кто ее никогда живьем не видел. Но… Пожалуй, такая возможность есть. Можно устроить вам тренировку у лучшего Наставника. - У кого же это? – удивленно вскидывает брови Камил. - У Ясона Минка. Камил потрясенно отшатывается, широко распахнув глаза. - Не может быть! Как это? Разве… разве он на Земле? Корней смеется: - На Земле, на Земле. Уже пять лет как на Земле и с тех пор ни разу ее не покидал. - Я понимаю, да… но мне просто не верится. - Да, пожалуй, он персонаж полулегендарный. Не хочу вас обнадеживать: он может не согласиться. Корней поворачивается в зал, говорит: «Спасибо, друзья. Мы будем продолжать работу» - и собрание расходится, увлеченно обсуждая всевозможные проблемы с работой по такой планете, как Амои. Корней аккуратно берет Камила за плечо и ведет к выходу – к себе в кабинет. Набирая на видеофоне номер, Корней хмурится. Сигнал передан, но экран мерцает синим светом, никто не отвечает. Вдруг раздается мягкий голос совершенно без акцента: - Здравствуйте, Корней. - Добрый… э… вечер, Ясон-сама, - отвечает Корней, титулуя собеседника по обычаям его планеты. - Чему обязан? – спрашивает голос с равнодушной вежливостью. – И прошу вас, не нужно так официально. - Ясон, вы не могли бы оказать нам услугу? Мы сейчас, как вы, возможно, знаете, готовим сотрудника для внедрения… словом, оникса. Вы не согласитесь на него взглянуть? На том конце пауза. - Корней, я не вижу, чем бы мог оказаться полезным в деле подготовки оникса. Я почти не работал с ними. - Ясон, это наш первый опыт по подготовке представителя элиты. К сожалению, никто из нас не может дать ему живого примера… - Он ведь сейчас с вами? – вдруг живо интересуется голос. - Да. - Дайте мне взглянуть на него. Корней просит Камила подойти ближе. Камил становится так, чтобы попасть в поле зрения камеры видеофона и машинально кланяется. - Его зовут Камил, - комментирует Корней. - Неплохо… - задумчиво отвечает голос. – Я вижу, вы сделали все, что могли. - Вот именно. Если хотите, могу показать вам его записи и отчеты по тренировкам… - Нет, это не нужно. Пусть приезжает. Я посмотрю, что можно сделать. - Я отправлю с ним сопровождающего. - Кого? - Ирму. Вы ее помните? - Да, конечно. Как вам будет угодно. - Когда вы готовы их принять? - У вас ведь, как всегда, сжатые сроки, я не ошибаюсь? Поэтому – завтра. В любое время. До свидания. Экран гаснет. Корней слегка смущенно произносит: - Что поделать, есть у него такая привычка… Трудно сказать почему… - Вы про невключенное изображение? – интересуется Камил. - Да. Что ж, может быть, оно и к лучшему… Так вот, я отправлю с вами Ирму. Завтра вы – и она – летите в Австралию, к Ясону быстрее добираться стратолетом, да и нуль-Т что-то барахлит. У вас есть ко мне вопросы? - Да. Во-первых, зачем мне сопровождающий? - Так. А что во-вторых? - Насколько я помню… - тянет Камил, - Ясон Минк был Первым Консулом Амои. Но почему такой ценный консультант не работает с нашей базой? Я ведь только сейчас узнал, что он на Земле… Корней жестом предлагает юноше сесть, и сам усаживается за стол, вертя в руках небольшой продолговатый предмет. - Во втором вопросе как раз и есть ответ на первый. Мальчик мой, вы просто никогда не сталкивались ни с одним представителем элиты вообще. Я уж не говорю о блонди. А Ясон Минк – это не просто блонди. Это блонди среди блонди. Он на генетическом уровне был задуман как первое лицо государства. Сначала надо узнать, сможете ли вы вообще с ним поговорить, не то что поработать вместе. Камил молчит, смотрит в сторону. За окном солнце медленно идет на закат, бьет рыжими лучами в окно, заставляя его щуриться. - Он вообще никогда с нами не работал? - Работал, но очень недолго. - А почему перестал? - Почему… Да кто ж их знает, Камил! – вздыхает Корней. – Мы привыкли говорить: блонди замкнуты. Блонди сдержанны. Но только пообщавшись с ними, понимаешь, что это значит на самом деле, - Корней откладывает в сторону предмет, который вертел в пальцах – оказывается, это зажигалка.
глупостьКажется, я попала в собственные сети. Когда я заводила дневник на дайри, то обозвалась в тон настроению и предполагаемой тональности дневника: бабочки, цветок засохший, безуханный, "дорогой дневник" и так далее. Но на форумах-то я по привычке регистрируюсь под своим основным, неблагозвучным и неромантичным ником! Да и работы мои, возможно, пойдут таки в народ, но это мелочи... И вот теперь что получается: захочу я выложить фик - придется объяснять, что вот это загадочное из пяти букв и есть институтка, нежное созданьице. Предвкушаю моменты с установлением личности... Наверное, у меня все-таки паранойя.
Ну, а пока мой opus magnum вылеживается в ожидании окончательной редактуры, я, пожалуй, побалуюсь. Это, в общем, упражнение из серии "могу ли я?.." В данном случае - написать обычный фик по АнК. Своего рода сиквел к фику "Голос".
Tu m'offendi Рейтинг G. Осторожно, сентиментально!
текстХотя сам Катце привык считать свой голос низким, на первых же распевках выяснилось, что у него есть еще шикарный, не испорченный никакими годами курения, головной регистр. То есть фальцет. Научиться управлять им было непросто, нетренированное дыхание отказывало, но со временем Катце научился им пользоваться. И пользовался, вот как сейчас. Закончив обычные упражнения ("миииииаууу...", "мииииииаааууу" - будто кошки под окнами дерутся), Катце проверил высоту микрофона, встал в певческую позицию: плечи опущены, подбородок параллельно полу, руку на всякий случай на живот, вдохнул и запел...
*** Биотехнолог Рауль Ам снова и снова слушал знакомую до боли арию. Tu m'offendi... tu m'offendi - плакал голос, и взлетал - ma non rendi, чуть переводил дыхание - и снова: meno forte e meno amante... Il costa-a-a-ante - и на этом costante голос становился совсем уж небесным, отрывался от земли, чтобы начать свое чистое кружение. В этот миг Рауль Ам крепко, до боли зажмуривал глаза: ему мерещилась лунная прядь, падающая на лоб, и пронзительно-синий взгляд. Голос уверенно заканчивал: il mio fraterno e dolce amor. И снова, с нежным протестом: qual'io sia, son tuo germano... Музыку он знал до последней ноты, но смысл слов для него оставался темен - это был какой-то из языков Старой Терры, а в классической лингвистике Рауль Ам никогда не был силен. Но, снова и снова вслушиваясь в хрустальный голос, снова и снова сжимая пальцами виски от прекрасной, невыносимой боли, он понимал с каждым днем все яснее, что не выдержит, что сломается... Сломался. Окольными путями выяснил, где водятся специалисты по мертвым языкам. Но, к сожалению, Рауль не знал, какой именно это язык, так что пришлось брать всех сразу. Всю неделю у него в кабинете оказывались перепуганные, иной раз даже плачущие люди, выдернутые с работы, учебы, из отпуска... Но никто не признался, что знает этот язык. Первые шесть выстрелов прошли вхолостую. Седьмым оказался маленький толстенький человечек, то и дело промакивающий пот на лбу огромным клетчатым платком. Рауль Ам морщился: ох уж эта телесность! И до чего негигиенично - хоть бы салфетку взял, что ли... Но это был нужный ему специалист. Он взял звуковой файл и транскрипцию и дрожащим голосом спросил о сроках. Рауль пожал плечами: я вас, дескать, не ограничиваю. Человечек тут же испарился.
*** Как хорошо, что кабинет главного биотехнолога скрыт в глубине башни Эос. Иначе чей-нибудь любопытный глаз увидел бы: золотые волны волос Рауля Ама разметаны по лабораторному столу, лицо закрыто руками, на перчатках темные пятна... На столе перед ним распечатка с коротеньким текстом: Ты меня обижаешь, но не делаешь этим Менее сильной и любящей Мою верную, нежную братскую любовь. Кем бы я ни был, я твой брат, И даже если бы я был твоим монархом, То все равно бы тебе уступил.
На т.н. "розовом форуме" кто-то предлагает сделать клип про Катце на Macavity. И дает ссылку на Светкин cats.musicals.ru! Я с ними убьюсь!!! Блин, но как приятно, что люди мнение составляют по дружественному ресурсу. Макавити-Макавити, его вы не исправите...